Анастасия Гофман - Печать силы
«Аня? Неужели я…»
Боль сверкнула где-то глубоко внутри, но слез не было, разум подавлял их, мешая тратить жизненно необходимую энергию. Владимир не мог не смотреть на девушку. Его сердце сжалось, он ненавидел себя теперь еще больше, чем обычно.
Откуда-то с улицы раздались громкие крики людей, лай собак и звон колокола, оповещавший о пожаре. Люди сбегались со всей округи: кто поглазеть, кто помочь, кто искренне позлорадствовать. Еще бы, не каждый день удавалось посмотреть на то, как гибнет полсотни богачей, живущих в свое удовольствие, в то время как народ голодает.
Владимир ощущал, как вся его суть вновь готовится к атаке. Энергия, похищенная из тел тех, кто не умер от ударной волны, заполняла его до краев. Раны затягивались моментально, клетки делились так стремительно, что разум на несколько долгих секунд погрузился в густой туман неосознанности. Кровь бежала все быстрее, разогревая мышцы, возвращая им жизнь. И когда она полностью восстановила разрушения, причиненные Владимиром самому себе, парень шагнул вперед, неуверенно, не веря в то, что действительно до сих пор жив.
Владимир выбрался из разрушенного дома, где провел самые лучшие мгновения жизни, оставив позади тех, кого считал своими друзьями. Он знал, что если не уйдет, погибнут другие. Все, но только не он. Голос любимой девушки звучал в голове, ее смех вырывался из далеких уголков сознания, давя на болевые точки его разума, испещряя чувства глубокими ранами вины.
Нежный шепот девичьего голоса наполнял все кругом. Пытаясь избавиться от наваждения, Владимир закрыл уши, но почувствовал теплоту крови на своих руках и то, как стремительно она сворачивалась под жаром пламени. Анна все так же преследовала его, пока он пробирался сквозь осколки прошлой жизни в поисках выхода.
Огромные языки пламени закрыли собой целый мир. Любопытные зеваки проводили взглядом единственного выжившего: женщины охали, прячась за спинами мужей, мужчины с ужасом смотрели на виновника взрыва.
Никто точно не знал, что именно молодой наследник известной всей округе княжеской семьи виноват в случившемся. Но он стал для всех в одно мгновение не иначе, как дьяволом. Ведь кто еще мог выжить после такого?
«Убирайтесь к черту…» – шептал он тихо про себя. Даже в своих мыслях Владимир не мог кричать. Ужас сковал его.
И тут…
Новая волна захлестнула его, парень согнулся пополам, пытаясь сдержать ее, но у силы были свои планы.
«Прочь отсюда!» – кричал он.
«Я не могу больше…» – взывал он.
Но никто не слышал этих слов, безмолвие повисло в воздухе, как затишье перед бурей.
Волна вырвалась наружу, ледяная и острая, под ее натиском земля замерла, а все живое застыло на месте. Цветы, несколько минут назад забросанные осколками стекла, превратились в ледышки.
Люди в оцепенении наблюдали за происходящим. Никто не пытался бежать, никто не отвернулся, словно порабощенный видением прекрасной волны. Смерти. Все эти глупцы остались стоять на месте. И их тела еще долго пребывали в таком состоянии, даже когда Владимир был уже далеко отсюда, а замерзшие выражения лиц остались такими навсегда.
Слухи разносились как чума. Они распространились далеко за пределы губернии, где располагалась разрушенная усадьба семьи Владимира, и обрастали все новыми подробностями.
Народ был напуган небылицей, никто не подходил больше к старому полусгоревшему дому, навсегда похоронившему под своими обломками тела несчастных жертв. Адам выбрался довольно быстро, пришел в себя немногим больше, чем через пятнадцать минут после исчезновения Владимира. Ему повезло – пламя двигалось в другом направлении, к Адаму его не пускал поток воды, лившийся из кожаного рукава, прикрепленного к медной пожарной трубе. Парень кашлял без остановки, лишь изредка находя силы, чтобы сделать вдох. Ужасный запах гари и мельчайшие частицы все еще горячего пепла проникали в легкие, разрушая их изнутри. Несколько человек в темно-зеленых кафтанах пробрались внутрь через выбитое окно. Они кричали что-то друг другу, и, заметив юношу, вытащили его из горящего здания, оттащив в сторону прямо по кровавой траве и осколкам стекла. Адам не понимал, что происходит. Он запомнил лишь то, как вошел Владимир. Анны не было рядом.
– Там внутри… спасите, она внутри… – прохрипел парень, давясь кашлем.
– Нет там уже никого. Все сгорели, – грозно оборвал его человек. Его руки были в крови и саже, он вытер их о кафтан. – Нет никого там.
Анна все так же лежала под обломками. Почти неживая, но силы ее не сдавались, они боролись за жизнь до тех самых пор, пока спустя несколько часов, когда зеваки разошлись по домам, огонь уже погас, и на город опустилась безлунная ночь, кто-то все же не вернулся за девушкой. Сильные мужские руки бросали в стороны обломки, не чураясь чужой крови и тел в поисках Анны. Ее кожа полопалась, а дыхание было таким слабым, что девушку можно было принять за неживую. Мозг запрещал телу пробуждаться, осознавая ту боль, которая непременно последует за этим. И девушка спала, видя в своем сознании яркие картины природы: красные маки на лугу, пестрые крылья летящих мимо птиц, крики чаек на берегу моря, такие, какими она представляла их, когда отец рассказывал о своих выходах в море в славные деньки былой молодости. Все то, чего Анна никогда не видела. Прекрасные видения сменялись чудовищной болью, источник которой девушка так и не могла отыскать. Эта боль выглядела как буря. Словно сильнейший ветер, она закручивала девушку в свой вихрь, бросая ее из стороны в сторону, клоня ее к земле. Шум воды, треск огня, свист ветра появлялись и исчезали, как обрывки чьих-то слов, доносившихся из настоящего мира. Анна провела в полном забытье тридцать долгих мучительных дней, питаясь чужими силами и восстанавливая собственные. Прежде чем смогла открыть глаза, оказавшись в крошечной комнате с завешенным окном. И шаги ее матери были первым, что девушка услышала.
***«Раньше ты умел улыбаться».
Именно с этой мыслью Юнна взглянула на Пашу, который сидел неподвижно, с крепко зажмуренными глазами. Его веки слегка подрагивали, но это было заметно, лишь когда солнце выходило из-за тяжелых грозовых туч. В тени же лицо парня казалось безжизненным, с отраженной на нем мукой.
Уже несколько дней они пытались отыскать ответ. Подсмотреть его в сознании Вилены, но всякий раз наталкивались на незримые преграды и ловушки подсознания, загонявшие Пашу в дебри чужого разума, заставляя его испытывать чуждое.
Юнна терпеливо ждала рядом, долгое молчание заставило ее разум погрузиться в воспоминания, от которых душевные раны становились лишь глубже.
Стоило услышать о школе экспериментального изучения энергии, как Анна поняла: ей необходимо попасть туда. Столько лет девушка скрывала собственные способности, и вдруг ей выпал шанс познакомиться с другими обладателями гибкой энергии. Шанс жить в окружении людей, которые ее понимают. Невзрачное объявление в газете сразу же бросилось в глаза. Точнее одна деталь, в самом низу колонки: номер телефона для записи на собеседование и имя рядом с ним.
Адам Кравец.
Какова была вероятность, что это просто совпадение? Чудовищно мала. Стоило девушке увидеть это имя, как внутри всплыло целое море воспоминаний и чувств.
Надежда на встречу, копившаяся годами, вдруг загорелась с новой силой.
«Ведь если Адам там…» – слезы брызнули из красивых глаз, принадлежавших когда-то другому человеку.
Эта надежда жгла грудь, разрывая сердце, заставляя колени подгибаться от волнения и страха. От давящего чувства вины.
«Мы встретимся, мы вновь встретимся… – грезила Анна, проходя город за городом, прячась от посторонних глаз под маской неизвестной девушки.
Воспоминания о том, как Анна получила это лицо, никогда не посещали ее с того момента, как это случилось. Не было ни тревог, ни чувства благодарности или стыда. Только сейчас в ее разуме пробежала холодная и острая мысль, что это лицо Адам никогда не видел. Как объяснить ему все это? Поверит ли он ее словам?
«А как же здесь не поверить?»
Увидев издалека хорошо знакомую водонапорную башню, Анна затаила дыхание: этот путь вел прямо к дому ее страданий, ее лучших воспоминаний и сильнейших чувств. Теперь эта тропа казалась запретной и чуждой. Опасной. Поэтому девушка, несмотря на сильную усталость и предвкушение возможной встречи с Адамом, все же решила пройти в город другой дорогой.
Слишком многое изменилось в облике города: дома казались просторнее и выше, улицы – ярче и свободнее, люди – счастливее и доступнее. Не было ни одного лица, которое взглянуло бы на незнакомку с тревогой и недоверием. Нет, все были очень милы, так милы, что Анна почувствовала себя лишней, но цель по-прежнему вела ее к школе, к Адаму.
